Самый лучший комсомолец. Том шестой [СИ] - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А теперь к новостям Советского Союза…
— Точно, мы же теперь СС! — захихикал я.
— Это не смешно! — обожгла меня взглядом Виталина.
— Ассоциативные ряды перестроятся в течение пяти-десяти лет, — отмахнулся я. — И упрекать меня в людоедстве нелегитимно, я с тобой в Освенцим ездил, если ты забыла, и как попугай Попка в каждом втором интервью повторяю, насколько ненавижу СС немецкий.
— Извини, — смутилась Вилка.
— Не извиняйся — это был полезный момент, — аккуратно погладил я ее по руке. — Мог бы забыться и на людях такое сморозить. Спасибо.
— Угу, — с улыбкой кивнула девушка.
—…-передовик «Имени Анастаса Микояна» получил рекордный приплод крупного рогатого скота.
— Хорошо, — оценил я новость. — Там негры бунтуют, а у нас коровки плодятся.
— Хорошо, — согласилась Виталина.
— Стахановскими темпами, с опережением графика, сдана первая очередь Волжского автомобильного завода, принятая в эксплуатацию Государственной комиссией. Рабочий коллектив взял на себя обязательство ежегодно выпускать не менее 220 тысяч автомобилей в год.
— Какие же никчемные крохи, — вздохнул я.
— С той стороны тоже уже строят, — указав на восток, напомнила Вилка.
— Строят, — согласился я. — Надо будет старшим товарищам подкинуть проблем — города у нас на повальную автомобилизацию не рассчитаны, парковочных мест и гаражей мало, и скоро это станет огромной проблемой. Пусть думают.
— Напомнить? — иронично предложила девушка.
— А и напомни! — хохотнул я. — Забыть — не забуду, но могу за другие дела «задвинуть».
Остановившись на светофоре, Вилочка сделала пометку в блокноте. Теперь — надежно! Тем временем радио пробубнило прогноз погоды — легкий снежок на завтра обещают — и диктор анонсировал интересное:
— А сейчас в нашей студии особенный гость, астроном и метеоролог Анатолий Витальевич Дьяков, чье экспериментальное метеорологическое бюро уже полгода применяет для прогнозирования погоды особую методику, выдавая исключительно точные данные. Анатолий Витальевич, здравствуйте.
— Добрый день, Степан Ильич, — раздался в ответ несколько выцветший от старости голос.
— Расскажите, пожалуйста, нашим слушателям о вашем методе.
— С огромным удовольствием. Наши прогнозы основаны на наработках начала двадцатого века, их основоположниками стали русские ученые Чижевский и Воейков. Такой подход называется гелиометеорологией. При составлении прогнозов мы с товарищами учитываем влияние активности Солнца и магнитного поля Земли на воздушные потоки.
— Это интересно, — оценил ведущий. — Я давно рассказываю гражданам о погоде, поэтому позволю себе заметить, что обычно прогнозы составляются на основе перепадов давления.
— Именно поэтому Партией было принято решение основать наше гелиометеорологическое бюро. Специальная комиссия вела статистику, сравнивая полученные традиционными методами прогнозы с нашими, и сделала вывод — гелиометеорологический метод позволяет прогнозировать погоду с гораздо большей точностью, при этом получая данные даже не на месяцы, а на годы вперед.
— Значит, традиционная метеорология уходит в прошлое? — поинтересовался диктор.
— Эксперимент продлится еще четыре года, — обломал его Дьяков.
— Скажите, а это не ваше бюро предсказало засуху, к которой так усердно готовится вся страна?
— На докладной записке Министерству сельского хозяйства, помимо меня, подписалось четыреста шесть метеорологов, — ответил астроном. — Именно после получения этой записки товарищи из ЦК КПСС и сформировали наше бюро.
— Еще одно офигенно важное и полезное дело государственного масштаба, — радостно подытожил я и подставил голову Виталине.
— Молодец! — не подвела она, погладив по волосам с теплой улыбкой.
Припарковавшись у Министерства культуры, прошли через вахту без всяких там показов документов и вошли в лифт.
— Постойте! — раздался сзади знакомый женский голос.
Заклинив двери ногой, дождался пока к нам присоединится Екатерина Алексеевна. Одета в изящный полушубок и норковую шапку, щеки с мороза красные.
— Здравствуйте! — поздоровался я с ней.
— Ой, Сережка! — обрадовалась она и почти не наклоняясь чмокнула меня в щеку. — Большой какой стал! Здравствуй, Виталинушка, — расцеловалась с девушкой. — Здравствуйте, товарищ, — поприветствовала дядю Семена.
Поздравлять «с прошедшим» не стану — мы первого числа созванивались. Нажав нужные кнопки, поехали наверх.
— Не одумались французы? — спросил я.
Фурцева покосилась на дядю Семена.
— У дяди Семена есть допуск, — успокоил ее я.
— Покажите, товарищ Семен, — велела Екатерина Алексеевна.
Немного обидно. Дядя Семен показал, и баба Катя поделилась печалью:
— Не одумались.
— Не хочу нудеть, но я предупреждал, что ничего хорошего из Франции не выйдет, — вздохнул я. — Не страна, а геополитически балансирующий между всеми подряд хаос. Товарищ де Голль умер, а этот упырь Помпиду у мамы демократ и сторонник евроинтеграции.
— А так все замечательно шло, — пригорюнилась Екатерина Алексеевна.
Зарубили ей львиную долю планировавшихся на этот год мероприятий под надуманными предлогами.
— Ну их нафиг, этих расистов-колонистов, — легонько погладил я грустную Фурцеву по спине. — У нас на Востоке вон — почти миллиард товарищей, давайте туда смотреть. Например, с китайцами совместные штуки придумывать — товарищ Бяо Конфуция и китайскую культуру уважает, в театры околофольклорные постановки вернул, мы в Хабаровске с театром договорились — привезут нам пару спектаклей о древних героях показать. Может масштабируем?
— Масштабируем, — угрюмо кивнула Фурцева.
— Та-а-ак… — осознал я ужас ситуации.
Двери лифта открылись.
— Екатерина Алексеевна, очень прошу вас поговорить со мной в моем кабинете наедине, — заявил я, взял «приемную» бабушку за руку и потащил по коридору, здороваясь с крайне удивленными таким зрелищем функционерами.
— Куда тащишь-то? — дошла до Фурцевой неправильность ситуации. — У меня работы непочатый край!
Дядя Семен открыл дверь и осмотрел кабинет на предмет угроз, не постеснявшись проверить мебель — а ну как прилепили чего под крышку стола?
— У меня тоже, Екатерина Алексеевна, — виновато улыбнулся ей я. — Но поговорить ОЧЕНЬ нужно!
— Раз уж нужно, — вздохнула она, и мы зашли в кабинет, оставив КГБ в коридоре.
Усадив бабушку на диван, сел рядом и проникновенным тоном задал вопрос:
— Екатерина Алексеевна, вы что, из этих?
— Из каких «этих»? — опасливо поежилась она.
— Из тех, кто смотрит на грёбаный Запад восхищенно открыв рот, — ответил я. — Как наши е*аные Ростроповичи!
— Не выражайся! — одернула она меня.
— Давайте я вам расскажу кое-что, — встав с дивана, я подошел к висящей на стене карте мира и ткнул пальцем во Францию. — Когда вот тут голожопые дикари бегали по лесам, обмазываясь медвежьим говном, вот тут… — указал на Китай. — Уже была империя. Древняя, бл*дь, империя, которая освоила бумагу, порох и самое главное — бюрократию, без которой государство нежизнеспособно! Здесь… — снова указал на Францию. — Нас терпеть не могут, и, если дать волю — уничтожат не задумываясь!
— Это не народ, а верхушка! — раздраженно одернула она меня и начала наливаться краской. — Ты мне что, сопляк, политинформацию проводить вздумал⁈
— Вздумал! — рявкнул я на нее в ответ. — Под ваши целования в десны с лягушатниками Родина народные деньги выделяла, и они уже освоены! А теперь, получается, канули в никуда!
— Так скажи ему, — указала пальцем в потолок. — Чтобы на пенсию меня такую дуру отправи-и-ил… — и она начала рыдать.
Довёл бабушку.
Эпилог
— Как и ожидалось — средства расходуются эффективно, — подвел я итог почти трехчасовому докладу космического академика.
— Не мне чета, — пискнула продолжившая горевать в моем кабинете Екатерина Алексеевна.
Потому что заплаканным министра на рабочем месте видеть нельзя никому, кроме очень особенных людей. Плачет, понятное дело, не потому что боится за себя, а потому что свято верила в русско-французскую дружбу и расширение культурных связей. Считай — в душу ей этот нехороший Помпиду плюнул.
— У нас — наука, у вас — культура, — утешил ее ученый. — Культура с цифрами плохо бьется. А вас в растрате обвиняют, Екатерина Алексеевна?
Потому что на его «стартовые» вопросы Фурцева ответить не смогла — рыдала в выданную мной подушечку.
— Просто мы по инерции смотрим туда, где враги и не замечаем друзей, — ответил я за нее. — Извините, Егор Львович…
— У меня своя сфера ответственности, — понятливо кивнул Советско-научный опытный долгожитель.
— Прежде чем вы уйдете, случайно не подскажите, к кому я могу обратиться для превращения полученных «Венерой-7» изменений допплеровского сигнала в понятный человеческому уху звук с целью показа по телевизору и трансляции по радио? — спросил я. — Народу будет очень интересно послушать звуки с другой планеты.
— Это ведь не звуки, — заметил Егор Львович.
— Какой ты хороший мальчик, Сереженька, — подала голос Екатерина Алексеевна.
— Это ведь мы с вами понимаем, что
